Зелёный Шершень / Green Hornet

Год выхода
2011
Бюджет   
120 000 000 $
Сборы в мире   
227 817 248 $

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 Таки садитесь между нас, и слушайте сюда. Именно оттуда и будет проистекать.

 

Дабы не прослыть уж самым большим поцем всея Руси, расскажу я вам сегодня до того душещипательную историю, что все морщины на жепе у вас разгладятся от умиления. История сладка, как манная каша у детском саде.

 

Приключилось мне давеча посмотреть у том ящике с картинками, до которого уже давно было бы пора приделать дворники от тех слюней, которые летят в него ажно с двух сторон – из-под нутри, что выдаются дешевыми крикунами, и снаружи от того, что мы все за их крики думаем, побачить удивительно и неправдоподобно умилительную историю за двух закадычных друзей – обильно толстого и премного припоцанного мажора с исключительно одаренным лицом и его малохольного узкопленочного приятеля Шаю из Шанхая, обозванную в маленьком городишке Голливуд, что в двух монтировках по карте-стоверстке от самого Брайтона, кинофильмом «Зеленый Шершень».

 

Сей, без всякого преувеличения со стороны психиатров, шедевр, покоится, как говорят нам авторитетнейшие промежду всех остальных интернет-издания, на костях книжки-раскраски для американских и других воспитанных капиталистическими ценностями даунов, так как картинки раскрашены прямо уже на заводе. Это около того, как выпускаемый могучей древообрабатывающей промышленностью райцентра с венерологическим названием Кондопога кубик имени венгра Рубика для прапорщиков и примыкающих к ним в борьбе за звание homosapiens мичманов, исполненный затейливыми токарями цельнодеревянным и единого радикально-зеленого цвета.

Так вот, дабы не углубляться в дебри изотерических споров и марксистко-ленинского словоблудия, и плавно переходя к содержанию, не побоюсь этого слова, картины.

Жил да был, попивая соки из папиного состояния, великовозрастный спиногрыз с лицом человека с плаката о стройках БАМа. Все свое наличное время он проводил с обнимку с чекундером и различными профурсетками местного пошиба, на коих и уходили честно зарабатываемые папой на стезе рвача-капиталиста денежки.

И вот только стоило этому адьёту вдруг, под тяжестью конструктивной критики, решиться пойти учиться на инженера, и получить там уважаемую в народе специальность «веселый нищий», как папу внезапно даже для него самого приобнял Кондратий.

И, казалось бы, тут сказочке и конец, а за ним начало трудового пути многих единомышленников молодого повесы, закончивших свой боевой путь кто в обоссаных штанах на крыльце павильона «Соки-Воды», а кто и в лечебно-трудовом профилактории имени товарища Макаренко, но дулю вам с маком.

Помыкавшись некоторое непродолжительное время без смысла и просыху, наш герой вскрыл для себя особо трагичное на фоне зажмуривания ридного батьки обстоятельство. Ему, видите ли, подали утром в кроватку плохую какаву.

Тут и начинается настоящая кина по Дону Розу и однояйцовых Зиту с Гитой при участи Раджа Капура и Гойко Митича. Самым главным кофеваром на папочкиной фазенде в черте города оказывается механик по болтам и гайкам со светомаскировкой на обе фары по имени Като.

Сей, при всем своем облике голубее Элтона Джона, морально правильный гражданин, своими эротическими и не очень эскизами порождает в том шарике под чепчиком, в который герой ест, мысль о наведении порядка на улицах Эл-Эй методом кнута и пряника. Пряник герой полагает жрать сам, а кнутом безжалостно вваливать криминалу. Пепел Кровавого Угара стучит ему в грудь, и с криком «Вздрючим криминал!» они бросаются на поиски приключений на все свои четыре булки на двоих.

Дальше идет сплошное непотребство о трудовых буднях пациентов детской комнаты милиции, плановых, ширевых во главе с Жорой Кореневым, и прочих хануриков при вкраплении кина про ниндзей и их американского эрзаца нашей «Черной Молнии», до которым им еще грести и грести по говну на алюминиевой байдарке, поскольку их пепелац может только ездить и стрелять, а наша ласточка очень даже еще и летать.

Попутно в истории появляется и полоумный земляк Октября с наганом, перепиленным на двуствольную берданку, настырно претендующий на звание самого главного основного на побережье, захарчёванный прокурор, от жадности готовый нарушать уже все возможные, а не только уголовный и гражданский, кодексы, и любовная линия в лице пропитанной до костей мозга перекисью водорода клюшки при улыбке во всю фарфоровую рандоль поперек исключительно одаренной шайбы.

Вся эта без сомнения достойная компания умудряется безжалостно тупить на всю ширину экрана, приближаясь по уровню достижений до придурка Мони с Арбузной пристани, попадая в нелепые даже для самых отсталых четвероногих друзей тувинцев и эвенков ситуации.

Драматические ситуации умело раскрашивает в цвета майонезных баночек из районной поликлиники и безжалостное рвение тех шлимазлов, которые где-то прочитали за себя, что они переводчики. Тщетные потуги преобразить тоскливый заокеанский мат во что-то удобоваримое вызывает только сожаление, по концентрации сравнимое только лишь с мыслями заживо покойного Ленина за политическую картину образца 1991 года.

Музыка играет как на похоронах узбека в Запорожье – много, громко, часто и не к месту. Исключительно здорово слушать ее, не прикрывая глаз и сдерживая слезы – весь трагизм ситуации налицо.

 

Актер в сердце должен быть борцом, и все присутствующие – лучшие из них. Каждый борется за свое, только ему самому понятное что-то. Исполнитель роли главного пухлого – за само гордое звание актера, китаец – за грин-карту, блондинка без бигудей – за право сниматься одетой. Тоска как на челябинском «Уралвагонзаводе» о понедельникам до опохмелу.

 

Особо поражают сюжетные ходы. Хочется искренне верить, как в торжество коммунистической идеологии на 1/6 части суши, в то, что авторы того печатного памятника дефициту туалетной бумаги, за который сказали, что это сценарий, не только вчера упали с пальмы и сломали себе хвост. Нет, мысли о том, что они все еще продолжают уминать бананы прямо с лушпайками, как лучшие представители Сухумского заповедника, ни разу не покидают сознание, но хочется надеяться уже в то, что они все ж таки прямоходящие. Пусть и под себя.

И вся эта галиматья длиться без малого пару часов, за которые умелый юноша в пубертатном возрасте способен вчетверо улучшить и без того замечательную демографическую ситуацию.

 

Вердикт суров, но он остается таким.

Если то чудо синематографа, которое нам продавали ушлые янки под лейблом «Пипец», есть целиком и полностью стеб и хохмочка, то те коныки, которые выделывают те вырванные годы американского кинематографа, что снимали «Зеленый Шершень», где-то в глубине их не так уж и глубоких душ считаются ими искренне серьезными потугами на светлое имя кинематографа.

Искренне жаль.